В.К.Шилейко занимался исследованием Эпоса о Гильгамеше в 1910-1920-х гг. – то есть, еще в то время, когда существовало только издание фрагментов ассирийской версии П.Хаупта (1881) и статья Б.Мейсснера с изданием небольшого старовавилонского отрывка (1902). Шумерские песни о Гильгамеше тогда были совершенно неизвестны, полное издание ассирийских табличек Р.Кэмпбелл-Томпсона вышло в свет в год смерти Шилейко (1930), а современного издателя всех версий Эпоса (1997) С.Парполы вообще не было на свете. Тексты в издании Хаупта даны в прорисовке не всегда хорошего качества, без транслитерации и каких-либо пояснений. Поэтому можно себе представить, насколько трудна была работа первых ассириологов по чтению и интерпретации каждой строки Эпоса. Там, где не могли выручить недостаточные еще специальные знания, приходила на помощь эрудиция, т.е. начитанность в античных, библейских и средневековых восточных текстах. Поэтому тот первый этап в изучении Эпоса, который в России связан с именем В.К.Шилейко, следует назвать компаративно-литературоведческим. Никаких шумерских параллелей обнаружить не могли – значит, оставалось расширение эпосоведческого кругозора за счет систематических сравнений “Гильгамеша” с гомеровскими текстами, а также текстологический анализ параллелей Эпоса с другими вавилонскими произведениями (мифами и диалогами). Именно такой подход открывается нам на страницах статей Шилейко.Что можно признать ценным в его анализе Эпоса по прошествии семидесяти двух лет? Пожалуй, два момента. Во-первых, исследователю удалось увидеть различие между двумя группами вавилонских эпических текстов, которые он определил как примыкающие к эпосу о сотворении мира и относящиеся к эпосу о Гильгамеше. Сегодня мы знаем, что в первую группу входят тексты ритуального характера, восходящие к шумерским новогодним коронационным церемониям. Вторую же группу составляют тексты, описывающие переживания отдельного человека и его устремления к тому, чтобы сравняться с бессмертными богами (здесь и полет Этаны на небо, и утраченное бессмертие Адапы, и обретенное бессмертие Атрахасиса). То есть, это личностные тексты, повествующие о судьбе обреченного на смерть, но стремящегося к бессмертию человека. Главным из этих текстов, несомненно, является Эпос о Гильгамеше, из которого впоследствии разовьются произведения религиозно-этической литературы (такие, как “Вавилонская Теодицея” или пародирующий Эпос о Гильгамеше “Разговор господина с рабом”). Интуиция Шилейко безошибочно определила два непохожих круга эпических текстов, хотя исследователь, возможно, и не догадывался о всей значимости своей классификации. Тексты “личностного круга” многими своими чертами противостоят текстам “ритуального круга”, что, как мы теперь знаем, отражает процесс смены системы ценностей на Ближнем Востоке – с ритуально-эстетической ориентации культуры на религиозно-этическую. На новом этапе развития истории и культуры лидерами общества становятся не богобоязненные и безынициативные жрецы, а самоотверженные цари-герои. Вследствие этого верно и другое наблюдение Шилейко – о типологической и композиционной близости “Истории о все видавшем” и двух поэм гомеровского эпоса. Во-вторых, совершенно правильными оказались суждения Шилейко о технике ассиро-вавилонского стихосложения. Определив аккадский стих как нерифмованный и основанный на счете ударных слогов (при игнорировании числа безударных), он стал переводить Эпос и другие аккадские литературные тексты размером дольника, что было затем подхвачено последующими российскими ассириологами. Нельзя не удивляться точности перевода Шилейко (удалось заметить только одно (!) неверно переведенное предложение), как нельзя не скорбеть о потере полной версии перевода, предназначенной для издательства “Всемирная литература”. Перед вами – все, что сохранило беспощадное время, оказавшееся более суровым к переводу, чем к его клинописному подлиннику. Вчитываясь в строки Шилейко, ощущаешь страшное напряжение его жизни и мысли, тайное сопротивление немыслимому давлению эпохи и стремление обрести такую же вечную память в сердцах читателей, какой навеки удостоился бессмертный в слове Гильгамеш. Поэтому будем внимательны к этим немногочисленным, но драгоценным строкам. В.В.Емельянов ВВЕДЕНИЕ к переводу Н.Гумилева эпоса о Гильгамеше (Пг., 1919) Вавилоняне оставили  миру два больших эпических произведения: космогонию Энума элиш, "Когда вверху", и героическую поэму о Гильгамеше, возглавляемую своими начальными словами "Об увидавшем все". Вокруг первой из этих поэм группируется весь божественный эпос, вокруг второй - героические мифы Этаны, Адапы и Хасисатры.1)Имя Гильгамеша впервые встречается в документах ХХYII века до н.э. среди имен получающих праздничные жертвы божеств2). Приблизительно к этой же (частью к несколько древнейшей) эпохе относятся и первые известные изображения Гильгамеша, украшающие собой печати шумерийских князей.3) Излюбленным сфагистическим мотивом остается цикл Гильгамеша и в следующие затем эпохи: так называемую эпоху Агаде 4)и наступающий за ней период разложения Шумера, вызванный владычеством северных варваров - Гутиу5). Победитель Гутиу, царь Урука Уту-хегаль, называет Гильгамеша в числе помогавших ему богов. Новая эпоха объединения страны под властью династов Ура (ХХIY в.до н.э.)6) также именует Гильгамеша среди почитаемых жертвами божеств. Древнейшие списки легенды Гильгамеша относятся ко времени первой вавилонской династии (ХХI-XX вв. до н.э.)7). Значительно отличная от них редакция всей поэмы была на вавилонском языке, но ассирийским письмом, для библиотеки последнего из великих ассирийских царей Ашурбанипала (668-635 гг. до н.э.). От полуторатысячелетнего промежутка между этими датами, промежутка, вообще бедного произведениями изящной литературы, не осталось никаких версий поэмы8), если не считать нескольких близких ассирийской рецензии и по времени и по форме ново-вавилонских фрагментов, также сохранившихся в библиотеке Ашурбанипала. Эти 14 веков молчания нарушают для нас прямую связь древних вавилонских версий с ассирийской редакцией поэмы. Изданная в полном виде П.Хауптом, эта позднейшая редакция заполняет 12 шестиколонных таблиц мелкой клинописи, около 300 стихов. Первые 7 таблиц содержат как бы Илиаду эпоса, 5 последних - её Одиссею. Деление на 12 таблиц возникло из технических условий9). Подлинные "песни" поэмы вводились постоянным стихом: Лишь только заря показалась [на небе], соответствующего гомеровскому: Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос. Рассказ, следовательно, велся по дням, как в Одиссее, с многодневными промежутками между событиями отдельных песен. Поэма открывается вступлением, намечающим программу всего рассказа: Об увидавшем всё до края мира, о проницавшем всё, постигшем все. Он прочел совокупно все писанья, глубину премудрости всех книгочётов; потаенное видел, сокровенное знал и принес он весть о днях до потопа. Далеким путем он ходил - но устал и вернулся и записал на камне весь свой труд. Следующие строки, ещё принадлежащие вступлению, ближе подходят к собственно рассказу. Они перечисляют постройки, воздвигаемые в Уруке Гильгамешем. После значительной лакуны (35 стихов) слышится плач урукитов, недовольных правлением Гильгамеша. Боги создают человекозверя Эабани10), дружбой которого заканчивается первая таблица; следующие четыре содержат эпопею пиров, походов и подвигов обоих друзей. В конце второй таблицы, после ряда вещих сновидений, они задумывают поход против Хумбабы, хранителя священной кедровой рощи. Третья таблица приводит героев к матери Гильгамеша с просьбой склонить Шамаша, держащего судьбы земли, к удачливому совершению подвига. Четвертая таблица описывает сам поход. Пятая таблица:  созерцают высокие кедры, созерцают лесные проходы,  где Хумбаба гуляет большими шагами.Дороги прямы, прекрасны тропинки; они видят кедровый холм, жилище богов, дворец Ирнини. Перед холмом кедр возносит главу: хороша его тень, полна прохлады. Это описание прерывается лакуной. Бой с Хумбабой кончается победой героев. В шестой таблице Гильгамеш умывается после подвига, надевает чистое платье, возлагает на себя тиару, и тогда на красу Гильгамеша подымает очи величество Иштар. Богиня ищет любви Гильгамеша, обещая ему власть над вселенной. Насмешливый отказ заставляет богиню думать о мести. Герои одолевают посылаемого богиней небесного быка. В седьмой таблице рассказаны болезнь и смерть Эабани. Плач оставшегося в живых открывает вторую часть поэмы. Горе о смерти друга переходит в страх перед неизбежностью собственной смерти. Таблица девятая: Гильгамеш о Эабани, своем друге, горько плачет и бежит через поле: "Значит, и сам я умру, разве я не такой же, как Эабани?" Жалобный страх вошёл в мое сердце, смерти я ужаснулся - и вот, я бегу через поле. К крепости Ут-напиштима,сына Убара-Туту, я направляю свой путь, поспешно иду я. Горных ущелий достиг я ночью, львов увидел я - и вот мне страшно! Следующая таблица приводит героя к нимфе Сидури-Сабиту11). Нимфа указывает ему путь к обладателю вечной жизни, праотцу Ут-Напиштиму. Одиннадцатая таблица, лучшая в поэме по сохранности, содержит рассказ Ут-Напиштима о потопе. Герой просит вечной жизни, но не выдерживает наложенных Ут-Напиштимом испытаний и возвращается домой. В последней таблице ему удается вызвать тень Эабани. Мертвый друг говорит ему о загробном мире. Миф о Гильгамеше идет из Урука вместе с одним из цикла божественных мифов - так называемым "Хождением Иштар"; оба сказания подразумевают шумерские подлинники, счастливым образом сохранившиеся для второй поэмы. Сравнение ассирийских редакций обоих сказаний позволяет установить одно обстоятельство, существенное для истории текста поэмы о Гильгамеше. "Хождение Иштар" открывается описанием загробного царства, дословно, с перестановкой лишь двух стихов, повторяющимся в третьей таблице Гильгамеша; стихи 17-20 "Хождения Иштар" повторяются в шестой и десятой таблицах Гильгамеша. Все три раза эти общие обоим текстам пассажи оригинально принадлежат "Хождению Иштар". Далее формула 6, встречающаяся в поэме о Нергале и Эрешкигаль; можно указать и еще места в Гильгамеше, общие с другими вавилонскими текстами. Основным следствием отсюда является заключение о нецелостном характере, включающем ходячие формулы поэмы. Я уже говорил о значительной разнице между ее древневавилонской и ассирийской редакциями; древнейшие изображения Гильгамеша заставляют думать, что 12 таблиц библиотеки Ашурбанипала обнимают не все сказания с именем Гильгамеша. В качестве примера приведу хотя бы изображение Гильгамеша-рыболова, не находящее аналогии в тексте поэмы. Все эти маленькие указания приводят к необходимости предположить, помимо письменной и, может быть, прерывающейся после первой вавилонской династии, еще некоторую устную традицию поэмы, частью терявшую менее характерные эпизоды, частью пополнявшуюся из источников, по существу посторонних поэме. Имя последнего рапсода сохранено для нас маленьким фрагментом каталога библиотеки Ашурбанипала: "История Гильгамеша, со слов Син-лики-уннини, заклинателя"12). Сообщение этих предварительных сведений хочется заключить несколькими словами о стихотворной технике поэмы. Все семитические языки знают долготу и краткость гласных, но только арабский использовал ее для правильной метрики. Вавилонская поэзия, подобно библейско-еврейской, построена на ритмике ударений. Единицей вавилонской поэзии является стих, состоящий из двух полустиший. Оба полустишия могут иметь по два или три ударяемых слога, или первое три, а второе два. Количество неударяемых слогов между двумя ударениями безразлично, но не должно превышать четырех, два ударных слога не могут следовать непосредственно один за другим. |
| 1. | Он омыл свой меч, он очистил свой меч, по спине своей он распустил свои кудри, |
| 5. | снял он грязное платье, чистым платьем облекся, увенчался тиарой и нагрудник надел, увенчался короной |
| 10. | и нагрудник надел; на красу Гильгамеша подняла свои очи царица Иштар: "Пойдем, Гильгамеш, |
| 15. | любовником будь мне, твою прелесть мужскую подари мне в подарок! Будь моим мужем, возьми меня в жёны: |
| 20. | дам тебе я повозку из лазури и злата, с золотыми колёсами и с ярмом из каменьев. Будешь ты запрягать |
| 25. | каждый день в неё мулов. Так войди же в наш дом в благовонии кедров! Когда войдёшь ты в нашу обитель, |
| 30. | обладатели тронов упадут тебе в ноги, пред тобою согнутся цари и владыки, и долины и горы |
| 35. | принесут тебе подать, овцы стад твоих будут рождать тебе двойни, перед стягом твоим мул твой будет идти. |
| 40. | Конь в твоей колеснице будет бегом могуч, твой осёл подъяремный не изведает равных". Гильгамеш уста |
| 45. | открыл, говорит, так изрекает царице Иштар: "Оставь для себя ты свои богатства, |
| 50. | прикрасы тела и одеянья! Оставь себе ты питьё и пищу, вино и хлебы, |
| 55. | усладу божью, хмельную брагу, царей усладу! Ты - негодная дверь, не держащая ветра, |
| 60. | ты - дворец, что погубит, развалившись, героя, ты - как слон, разодравший свои покровы, ты - как факел, ожёгший |
| 65. | факелоносца, мех, обливший водою своего водоноса, камень ты, разваливший свою крепкую стену, |
| 70. | яспис ты,... на враждебную землю, ты - сапог... своего господина! Кого из любовников |
| 75. | любила ты долго, какой супруг твой ещё тебе мил? Смотри, я открою тебе весь блуд твой! |
| 80. | Богу Таммузу, дружку твоей юности, из года в год судила ты плач. Пёструю птичку |
| 85. | алаллу любила ты, и её ты избила, поломала ей крылья, и живёт она в чаще, и кричит она: каппи! |
| 90. | Полюбила ты льва, совершенного силой: семь и семь ты ему вырыла ям. Полюбила коня ты, |
| 95. | гордого в битве: удила ему, шпоры ты судила и бич, семь двойных часов бега ты ему присудила, |
| 100. | ты его заставляешь пить нечистую воду, его матерь Силили ты заставила плакать. Пастуха ты любила, |
| 105. | пасущего стадо: каждый день сожигал он тебе куренья, каждый день приносил он тебе ягнят; |
| 110. | ты избила его, обратила в шакала и его прогоняет его же стадо, и его же собаки |
| 115. | его кожу кусают. Ишуллану любила ты, садовника отчего, каждый день приносил он тебе плодов, |
| 120. | каждый день украшал он твой стол цветами, на него подняла ты свои глаза: "Ишуллану мой сильный, |
| 125. | давай насладимся, протяни свою руку и коснись моих прелестей!" А Ишуллану тебе ответил: |
| 130. | "Что тебе до меня, чего тебе надо? Разве мать не варила, разве я не вкушал? Для чего ж ты даёшь мне |
| 135. | снедь стыда и проклятий, для чего ж одеваешь ты в терновник меня!"13) Ты услыхала такое слово, |
| 140. | ты избила его, обратила в далаллу.14) Ты его заключила внутри его дома, он не выйдет на кровлю, |
| 145. | не сойдет... И меня, полюбивши, как других, превратишь ты!" Когда Иштар услыхала такое - |
| 150. | рассердилась Иштар, поднялася на небо, и приходит Иштар пред Ану-отца, перед матерь Анту |
| 155. | приходит и молвит: "Мой отец, мой отец, Гильгамеш меня проклял, Гильгамеш перечислил мои злодеянья, |
| 160. | мои злодеянья, мои проступки! Ану уста открыл и вещает, обращает он слово |
| 165. | к царице Иштар: "Увы, ты... ... Гильгамеш перечислил твои злодеянья, |
| 170. | твои злодеянья, твои проступки!" Иштар уста открыла, вещает, Ану-отцу |
| 175. | говорит она слово: "Создай, отец мой, быка в небесах, пускай Гильгамеш исполнится страха! |
| 180. | Если ты не создашь быка в небесах, я сломаю... ..." Ану уста |
| 185. | открыл и вещает, к царице Иштар обращает он слово: "Что тебе до меня, чего ты желаешь? |
| 190. | ... семь лет солому ... ты собираешь, ... |
| 195. | срываешь травы?" Иштар уста открыла, вещает, Ану-отцу говорит она слово: |
| 200. | "... я сокрушила, ... я поселила! ... |
| 205. | семь лет солому ... ...я собирала, ... срывала травы!" ( лакуна в 33 строки ) |
| 210. | Эабани уста открыл и вещает, к Гильгамешу он обращается с речью: "Мой друг, мы сразили |
| 215. | ..." (лакуна в 23 строки) Иштар поднялась на стену Урука, вскочила на стену, бросает проклятья: |
| 220. | "Горе Гильгамешу! Меня он обидел, убил он быка!" Слова Иштар услыхал Эабани, |
| 225. | вырвал бок у быка и в лицо ей бросает: "Эй, погоди, и тебя я поймаю, как с этим быком, |
| 230. | с тобой поступлю я, вкруг тела тебе оберну его кишки!" Иштар собирает своих причетниц, |
| 235. | весёлых женщин и дев веселья, о боке быка подняла она плач. Гильгамеш всех искусных, |
| 240. | всех строителей кличет, и строители мерят рога быка: 30 мин лазури рога его весят, |
| 245. | два пальца имеют они толщину, пять гуров елея они вмещают, богу дарит он их |
| 250. | своему, Лугальбанде, он вешает их в своём царском покое. В Евфрате моют они свои руки, |
| 255. | сбираются в путь, выходят в дорогу и приходят они на стогна Урука, люди Урука |
| 260. | собираются, смотрят. Гильгамеш к слугам дворца своего слова обращает: "Кто прекрасен |
| 265. | среди мужей? Кто всесилен среди мужей?" - "Гильгамеш прекрасен среди мужей! |
| 270. | Гильгамеш всесилен среди мужей!" |
| 1. | "... их шкуры, поедает их мясо. ... Евфрата, о Гиш15), постоянно безводен, постоянно волну его ветр угоняет." Закручинился Шамаш ... |
| 5. | Гишу он говорит: "Гиш, куда ты стремишься? Жизни, что ищешь, ты не найдёшь!" Гиш отвечает ему, герою Шамашу: "С той поры, как брожу я по земле, будто... |
| 10. | здесь, над землёю, звёзды померкли, и проспал я целые годы. Да увидят глаза мои солнце, да нагляжусь на зарю я! Вот темнота удалилась, широко разлилася заря, земля мертвецов да увидит солнечный свет!" |
| 1. | "Тот, что со мною терпел всякое лихо, Эа-табу,16) которого я люблю безгранично, тот, что со мною терпел всякое лихо, он покорился судьбе всех человеков. |
| 5. | Денно и нощно о нём я рыдаю, всё не кладу я его в могилу; бог увидал нас, снизошел к моим крикам. Целых семь дней и семь ночей, словно червяк, он лежал простертый. |
| 10. | С этой поры я не вижу жизни, словно ловец, я бегу в недрах пустыни: а теперь, о Сабиту, я гляжу на тебя: смерти, что я боялся, пусть я больше не вижу!" Сабиту к нему обращается, к Гишу... |
| 1. | Гиш, куда ты стремишься? Жизни, что ищешь, ты не найдёшь! Когда создали боги племя людское, Смерть уделили они человекам, |
| 5. | жизнь захватили себе. Ты же, о Гиш, наполняй своё чрево, денно и нощно веселись и ликуй! Пусть будет чистой твоя одежда, голову вымой, водой умойся, |
| 10. | погляди на младенца, что схватил твою руку, жену приласкай у себя на груди! В благости делай... |
| 1. | Он их сломал в своём гневе, повернулся и встал перед ним; Сурсунабу глядит на него, Сурсунабу к нему обращается, к Гишу: |
| 5. | "Как твоё имя, скажи мне это; Я - Сурсунабу далекого Ута-Наиштим!" Гиш говорит ему, Сурсунабу: "Гиш - моё имя, я пришел из Урука, божьего дома, |
| 10. | что стоит за горами, долгой дорогой к восходу солнца. А теперь, Сурсунабу, я гляжу на тебя: покажи мне далёкого Ута-Наиштим!"17) Сурсунабу к нему обращается, к Гишу... Фрагмент ДГ.42 |
| 1. | ... как своды небес и земли, ... да будет он крепким наверху и внизу, ... и твёрдым... Как приблизится срок, возвещённый тебе, |
| 5. | подымись на корабль и закрой его дверцы, нанеси в него пищи, всё, что есть у тебя, собери в нём родных, свояков и прислугу, скот, зверей полевых, поедающих травы, - всё пошлю я тебе охранять твои двери!" |
| 10. | Атрахасис уста открыл и вещает, Эа, владыке своему говорит: "Никогда кораблей я не делал, нарисуй на земле его образ, да увижу я образ, да построю корабль! |
| 15. | ...на земле нарисуй... ... как ты повелел ... |
| 1. | Среди поля пастух оставляет стада, покидает овец, укрывается в город, корабельщик в реке потопляет суда: "Что со мной будет?" - и горько плачет, |
| 5. | а торговка горшки в черепки перебила. Лягают ослят ослицы, бодают телят коровы, словно быки, замычали люди, будто голубки, женщины стонут; |
| 10. | боги блаженного Урука обратилися в мух и роятся средь улиц, домовые блаженного Урука обратились в мышей, разбегаются в щели. Три года враг осаждает страну, |
| 15. | ворота на запоре, заложены засовы, Иштар на врага не подъемлет главы. Эллиль уста открыл - и вещает, к царице Иштар обращает слово: "Урук - моё сердце, Ниппур - мои руки, |
| 20. | Борсиппа - моё счастье, Вавилон - моя радость! ... протяну мои руки, ... погляжу на Борсиппу, ... ... великие боги, |
| 25. | ... Син, твой отец!" |
| 1-36. | Оплакав умершего Энкиду, Гиль ужасается грядущей смерти. Задумав преодолеть судьбу, он отправляется искать обитель Солнца-Шамаша. Блуждая в безграничной пустыне, странник убивает полевых зверей, |
| 37. | [наде]вает их шкуры, съедает мясо; Гиль - как волны Евфрата, постоянно волну погоняет ветер. |
| 40. | И Шамаш омрачился и его убеждает, обращается к Гилю: "Что ты кружишься, Гиль? жизни желанной ты не увидишь." Гиль к нему обратился, к воеводе Шамашу: |
| 45. | "Высоко над пустыней пробежав, обернувшись, в недрах вселенной погасают светила. Буду я спать вечные годы, - солнца, очи, глотните, светом пусть я насыщусь. Далече сумрак, и столько света - |
| 50. | обречённый да видит сияние солнца". |
| 51-85. | Наставленный Шамашем, Гиль идет к царящей над мо- рями нимфе Сабиту. Он рассказывает ей: |
| 86. | "[Друг мой, мною любимый много], со мной ходивший на все труды, Энкиду, мною любимый много, со мной ходивший на все труды, |
| 90. | последовал он судьбе человеков. И днём и ночью над ним я плакал, не полагал я его в могилу - только друг мой не встал на мои причитанья; семь дней и семь ночей |
| 95. | словно червь, он лежал на своём лице. С тех пор по нём, не увидев жизни, бегал я, как безумный, среди пустыни. Теперь, Сабиту, я вижу лик твой, - ужасной смерти я не увижу. |
| 100. | И Сабиту к нему обращается, к Гилю: "Что ты кружишься, Гиль? Жизни желанной ты не увидишь. Когда человеков творили боги - смерть положили они человекам, |
| 105. | жизнь в свои руки они захватили. Ты же, о Гиль, наполняй свое чрево, и днем и ночью ты веселись, изо дня в день устраивай праздник, и днём и ночью и пей и играй. |
| 110. | Пусть будут чисты твои одежды, волоса причеши, водою умойся; погляди на младенца у себя на руках, пусть жена веселится у тебя на груди. Такое дело ... [ты совершай]". |
| 115-150. | Пренебрегая радостями жизни, Гиль просит указать ему дорогу к одарённому бессмертием праотцу Ута-напишти. Сабиту направляет Гиля к перевозчику Ута-напишти, Сурсунабу. Гиль застает Сурсунабу в лесу, за рубкой кедров каменными топорами, |
| 151. | их сокрушает он в своём гневе, и, повернувшись, стоит пред ним, и Сурсунабу смотрит в очи. Сурсунабу к нему обращается, к Гилю: |
| 155. | "Как твоё имя, ты мне поведай; я - Сурсунабу Ута-напишти дальнего". Обращается Гиль к нему, к Сурсунабу: "Гиль - мое имя. И я пришел из ... |
| 160. | в краю Восхода, путем далёким, с востока Солнца. Теперь, Сурсунабу, я вижу лик твой, - ты покажи мне Ута-напишти дальнего". Сурсунабу к нему обращается, к Гилю: ( Остаток колонны отбит.) |
| 1. | Гильгамеш о друге своём Эабани заливается плачем, пробегая степями: "Вот и я умираю, стану, как Эабани! Распаденье проникло в мою утробу, |
| 5. | смерти я ужаснулся и бегу через степи. К лику Ута-напишти, сына Убара-Туту, путь предпринял я ныне, поспешаю теченьем. Горных проходов достигну я к ночи, львов я увижу, мне станет страшно; |
| 10. | и воздену я лик мой, Сину буду молиться, к божьей деве Иштар потекут мои вопли: ... вы меня сохраните!" |
| 1. |
Имя гор этих - Машу, к Машу-горам он притекает. Стерегут они вечно восход и [закат], в небосвод [упираясь] своею вершиной, |
| 5. | и в низ Преисподней достигают их груди. Люди-скорпионы охраняют ворота, нестепримо ужасны и погибельны взору, их чудовищным блеском потрясаются горы, у исхода и входа стерегут они Солнце. |
| 10. | Гильгамеш увидал их - и от смертного страха омрачился он ликом, застывает в нем разум, он стоит перед ними. Человек-скорпион к жене взывает: "У того, кто пришел к нам, тело - божеской плоти". И жена-скорпион ему отвечает: |
| 15. | "На две трети он бог, на одну - человек". |
| 23. | Гильгамеш обращается к Ута-напишти: "Я подумал: найду я дальнего Ута-напишти, пресловутого узрю. |
| 25. | Так я подумал, прошел все земли, я миновал трудные горы, я переплыл все океаны, [прахом] и солью пресытился лик мой, а я остался в своей тревоге, |
| 30. | и распадом, как прежде, наполняется плоть. Дома Сабиту пока достиг я - сносилось платье, убивал, ловил я львов, пантер и шакалов, и козлов и оленей, полевое зверьё, [мясо] их поедал я, шкуры их надев[ал] я; |
| 35. | а она (Сабиту) на [засо]вы заключила ворота и асфальтом и известкой [замазала двери]". |
